Падонки и алкаши

[ORL]

Розовый сад
(криминальная драма в шести частях с эпилогом)
Глава 1. О пользе и вреде вечерних прогулок (агитка).

Утром, едва открыв глаза, Аполлон Раков почувствовал сильный зуд в тыльной части туловища, - чуть ниже спины полыхал Везувий... Бросив беглый взгляд на дверь, Раков ловким движением обнажил мясистые розовые ягодицы и направил их на зеркало. Хоть живот и мешал нагнуться как следует, он увидел то, что меньше всего желал видеть - из раздувшегося, как самоварные меха, стругалища торчал омерзительный грязно-розовый отросток.
- Мерси боку за такое парвеню-с… Ить…яко тать в нощи. … - Аполлон томно прикрыл веки и аккуратно, со стороны могло даже показаться - с любовью, погладил геморрой толстым, как банан, указательным пальцем. Затем, сделав резкий вдох, он попытался втолкнуть ненавистный parvenu назад, туда, откуда он вызрел. При этом, как позже было установлено следствием, Раков испытал сильное эротическое возбуждение.
Так начиналось первое в новой камере утро писателя и публициста Аполлона Яковлевича Ракова, привлекаемого за целый ряд преступлений нравственного характера. Аполлон Яковлевич, помимо прочего, занимал также должность главного редактора единственного в стране футбольного журнала.
Накануне вечером, после того, как Ракова привезли в камеру Дворца Правосудия, к нему зашел начальник тюрьмы и казенно спросил:
- Жалобы, просьбы есть?
- Есть? – встрепенулся Аполлон Яковлевич.
- Жалобы, спрашиваю, есть? Или, скажем, просьба какая..? Стул хороший?
- Иди на [censored] , - задушевно ответил Раков, и, на всякий случай, заплакал.
При слове «стул» Аполлон вдруг вспомнил дивное редакторское кресло, вспомнил стол со множеством прелестных полочек и ящичков, в самом потайном из которых, нижнем, он прятал от постороннего взора то, лучше чего нет на целом свете – карточки голых мужчин и мальчиков- подростков. Голые девушки и прочие обнаженные махи его абсолютно не интересовали, во всяком случае вид их его нисколечко не возбуждал, а порою даже пугал. По вечерам, когда из редакции уходила техработница Света, - или Светик, как все ее называли, - он опускал жалюзи на окнах, неспешно, словно пасьянс, раскладывал фотокарточки на столе и предавался волнительным мечтаниям…
Порой он вставлял одну из фотографий в очередной номер журнала. В последнем, например, он, не удержавшись, поместил фотокарточку, на которой группа голых бородатых мужчин, отдаленно напоминающая жителей села Нижние Кукушки после посещения его бойцами чапаевской дивизии, держала в руках какие-то изогнутые не то сабли, не то грабли. Дело в том, что эти странные кривые предметы чрезвычайно напоминали Ракову мужские половые фаллосы, о которых он, - тут надо сказать прямо, - не переставал думать ни днем, ни ночью. Подпись, однако, была сделана Аполлоном Яковлевичем так хитрО и замысловато («Это не то, о чем вы, читатель, подумали!…»), что выходило, будто о половых фаллосах постоянно думает вовсе не он, а читатели журнала. На футбольных же фотографиях Раков, как выяснилось на следствии, чудесным образом видел не игроков, а, пардон, педерастов (лишь словенского хавбека по имени Настя Чех главред с присущей ему проницательностью изобличил как замаскированную лесбиянку). Впрочем, увлечений своих Аполлон Яковлевич никогда особо и не скрывал, снабжая невинные, в общем-то, фотки виртуозными надписями, вроде такой: «Вы наверняка подумали, что на помещенном выше фото Гомес трахает в жопу де Педро. Однако, если хорошо присмотреться, видно, что в кадре, кроме Хесуса Хиля и его автомобиля, никого нет…» (что было чистой правдой), и т.п.
Вообще говоря, Аполлон Яковлевич любил выискивать подозрительно звучащие фамилии и тут же лихо разоблачал их владельцев. Так, норвежец Бохинен стал у него Ебохиным, парагваец Куэвас – Хуеквасом, а армянина Дохояна он иначе как маркизом До [censored] ном в своих передовицах и не называл.
Конечно, как и всякая публичная личность, Аполлон Яковлевич изредка получал идиотские письма с угрозами, авторы которых требовали «прекратить в журнале порнографию», а в одном из анонимных посланий некий злобствующий ретроград, позорно подписавшийся «неуловимым мстителем», обозвал главного редактора не то «логопедическим циклопом», не то «циклопическим логопедом»… Однако поймать Ракова на плешь было трудно, читатель, без сомнения, уже догадался, что главный редактор был весьма мужественным и храбрым человеком, тем более, что следующую передовицу в собственном журнале Аполлон Яковлевич, на всякий случай, посвятил военным мемуарам собственной мануфактуры. В частности, он поведал читателям о том, как «на прошлой неделе» в тамбуре поезда Бердичев-Жмеринка им были зверски избиты, а затем пущены под откос 5 (пять!) хулиганов, в доказательство чего на той же странице была помещена фотография какого-то мужчины без трусов.
Однако этого Аполлону показалось мало, и в одном из ближайших номеров он на целый разворот собственноручно написал слово «говно», а еще через номер разразился блестящей аналитической статьей на пять с половиной страниц, в которой талантливо и убедительно доказал, что фамилия одного из футболистов должна писаться не «де Гуй», а «де [censored] ». Заканчивалась статья потрясающей по глубине фразой, - «На каждого До [censored] на имеется свой де [censored] с Винтером!»
Спорить с данным утверждением было трудно, вмиг притихли даже самые яростные критики. Это была, пожалуй, лучшая работа Ракова за время его пребывания на посту главреда. А чтобы у любопытных читателей в дальнейшем не возникало болезненных для Аполлона Яковлевича вопросов касательно его личной жизни (которая, собственно говоря, никого не должна волновать), он издал письменный приказ, предписывающий в каждом номере на самых видных местах печатать фотографии обнаженных барышень, хотя вид голого женского тела всегда вызывал у него омерзение. Дома же, для маскировки, одну из стен гостиной главред собственноручно оборудовал девичьими кожаными трусами, нагайкой и пластмассовыми наручниками, приобретенными в лондонском секс-шопе за весьма, скажем прямо, неприличную сумму. Ради этого Аполлону Яковлевичу пришлось отказался не только от посещения стадиона (тут автор откроет маленькую следственную тайну - отчетный матч главред вынужден был смотреть в фойе гостиницы), но и – что самое печальное - от мужского стриптиза.
***
Случались и более серьезные проколы. Так, однажды, выйдя промяться после ужина (подавали любимое раковское блюдо – говяжью тушенку с горохом и армейские галеты) в ближайший сквер, Аполлон увидел осла, какие обыкновенно отбывают срок в городских зоопарках. Если читатель помнит, точно на таком же потрепанном экземпляре катался Шурик из «Кавказской пленницы», а еще чуть раньше в ночную Бухару на похожем ослике въезжал Ходжа Насреддин. Раков, увлеченный чтением конкурирующего с его изданием «Бульвара», едва не прошел мимо, однако в этот момент бедное животное, предназначенное, вообще говоря, для катания на нем детишек, завидело приближающийся наряд милиции и дурно заорало. Звук, изданный ослом, ужасно напомнил главреду голос его любимого футбольного телекомментатора и Раков повернулся, чтобы поздороваться (надо сказать, что Аполлон Яковлевич был не только смелым, но также весьма культурным и воспитанным человеком).
И тут…
Читатель, если рядом с вами находятся женщины или маленькие дети, автор просит вас тотчас же прекратить чтение! Кроме того, читать дальнейшее на ночь автор категорически не рекомендовал бы даже взрослым мужчинам.
Итак, повернувшись, прозорливый Аполлон Яковлевич увидел то, что заставило его надолго потерять не только покой, сон и аппетит, но еще и только что начатый Чупа-Чупс впридачу. Раков, не веря своим глазам, зачарованно всматривался под хвост хищнику и трепетал от переполнявших его желаний. То, что каждую ночь Аполлон видел на фотографиях голых мужчин (в мужское отделение бани его уже давно не пускали), не шло ни в какое сравнение с ослом, - обнаженный осел был куда лучше обнаженного мужчины! Сделав это сенсационное научное открытие (позже читатель убедится, что Аполлон Яковлевич любил и, главное, умел делать научные открытия), Раков перешел к практическому его осмыслению. Во-первых, осла, как справедливо рассудил главный редактор, не нужно долго упрашивать, во-вторых, ему не надо платить денег (можно, на худой конец, поклясться в любви до гроба), кроме того, ему не нужно было покупать портвейн, «Завтрак туриста» и папиросы, и, наконец, осел, как сразу же отметил Раков, был просто красивым и грациозным созданием (Аполлон сходу втрескался в его большие грустные глаза), во всяком случае, намного симпатичнее многих мужчин. Но главное, - ни один мужчина в мире не обладал такой превосходной бетономешалкой! Это был настоящий половой «Титаник»… К тому же, как показалось Ракову, осел несколько раз подмигнул ему, Аполлону!
Однако ясно было и то, что за так «Титаника» ему никто не отдаст. В поисках валютных ревуаров Раков вывернул все карманы, на всякий случай заглянул даже в трусики, однако кроме булочных крошек и огрызка свечи со следами губной помады никаких сокровищ он при себе не обнаружил. Тогда Аполлон Яковлевич (который, как догадывается читатель, был весьма и весьма мудрым человеком) принял гениальное в своей простоте решение, - он, Раков, вернется утром с полным карманом кредиток и вмиг все уладит.
- Сладкий мой… – в полубреду бормотал Аполлон по дороге домой, - зачем я не встретил тебя раньше, изменник? Теперь я тебя никому не отдам… - сжимал он кулаки.
Ночью, после долгих и мучительных размышлений, Аполлон Яковлевич принял решение зачислить «изменника» в штат журнала «Прямая нога» (главредом которого и был наш футбольный Чикатило) на должность личного телохранителя. Раков, правда, не был уверен, что Додику – а именно так он решил назвать своего нового приятеля, - дадут разрешение на ношение гранатомета (по мнению Аполлона, пулемета для защиты его персоны было недостаточно). В таком случае он оформил бы осла на должность футбольного аналитика, - как справедливо считал Раков, вполне для него посильную. Тут главное было почаще вставлять словосочетание «ваш покорный слуга» (нормой считалось 5 «покорных слуг» на страницу), да не забывать чередовать часто повторяющиеся термины принятым раз и навсегда в редакции порядком. Обыкновенный футбольный мяч, к примеру, в статье следовало поочередно именовать так: «круглый», «кожаный», «сфера», «овал», «снаряд», «предмет раздора», «шар» и, наконец, просто «мяч». Не возбранялось комбинировать, скажем, «овальная сфера», «круглый мяч» и даже «штопаный контрацептив раздора» (это когда «контрацептив» влетал в ворота любимой раковской «Манюни») и т.п.
***
…В семь утра Аполлон Яковлевич наспех закусил и, прихватив с собой морковку, четырнадцать американских долларов и, на всякий случай, годовую подшивку «Прямой ноги», побежал к месту дислокации Додика с твердым намерением овладеть ослом, сколько бы он ни стоил. «Конечно, чтобы выкупить такой трансферт, придется немного потратиться… Но что такое деньги!? По сравнению с виртуозным исполнителем стандартных позиций деньги – ничто, лунная пыль … Тем более, что деньги, кажется, не мои…», - успокаивал себя по дороге Раков. Он чувствовал себя то Карлом Брюлловым, вызволяющим из крепостничества Тараса Шевченко, то Карлом Марксом, освобождающим от рабства все человечество, то Сильвио Берлускони…
Читатель, теперь ты можешь себе представить, какой ужас овладел несчастным Аполлоном Яковлевичем, когда он, добравшись, наконец, до сквера, не обнаружил своего фаворита на прежнем месте!? Сгоряча Раков обшарил все близлежащие помойки (на одной из которых, кстати сказать, он нашел обрывки кощунственно использованных «Прямых ног») и уже намеревался вплотную заняться благоухающим неподалеку канализационным коллектором, однако прибывшие чуть позже к месту исчезновения «Титаника» лоточницы рассказали Ракову, что вчера, уже почти ночью, прибыл крытый фургон, ревущего осла шофер пинками загнал на палубу, после чего отбыл в направлении зюйд-вест. Пошептавшись, лоточницы посоветовали убитому горем Аполлону «закусывать квашеной редькой» и тут же угостили его холодным, как жаба, чебуреком, покрытым вспотевшими бородавками.
- Его били ногами… он плакал… а я не мог его защитить, - по щекам энергично жующего Ракова рассыпались осколки жемчуга. Он вдруг с ужасом осознал, что может потерять Додика навсегда!
Читатель уже знает, что главред был мудрым, культурным и безрассудно смелым человеком, однако Аполлон Раков был еще и на редкость сообразительным… Первая мысль, которая озарила светлейшую голову Аполлона Яковлевича после того, как он ликвидировал чебурек, заключалась в том, чтобы срочно дать телеграмму на передачу «Жди меня», однако он вспомнил, что для этого необходимо предоставить фотографию разыскиваемого, а ее у него, понятное дело, не было. Кроме того, он не знал ни фамилии, ни отчества осла, одного же имени было явно недостаточно; мало ли Додиков бродит по белому свету... Позже, ночью, находясь уже в собственной ванной, он с удивлением обнаружил, что имеет с пропавшим довольно сильное внешнее сходство, однако мысль послать собственную фотографию с просьбой разыскать по ней осла, пусть даже такого симпатичного, как Додик, показалось Ракову не то, чтобы чересчур новаторской, но несколько, что ли, преждевременной.
Два дня Аполлон Яковлевич проплакал, лежа на диване с зажатой в руке морковкой, а на третий, когда страдания его достигли наивысшей силы, он сел и за ночь написал преисполненную любви и нежности поэму «Я вновь стою перед тобою…», в которой, между прочим, были и такие в высшей степени трогательные строчки:

Покорный твой слуга сражен навек,
Он пал в неравной битве с желаньями,
Испепеленный страсти поленьями,
От страсти гибнет Раков, человек!

И вот я вновь стою перед тобой,
Дитем твоих страстей мертворожденным,
Так будь моим сатиром исступленным,
А я твоей вакханкой молодой!

Аполлону Яковлевичу поэма настолько понравилась (и автор разделяет этот восторг), что он решил немедленно опубликовать ее в ближайшем же номере «Прямой ноги», однако после того, как выяснилось, что для публикации придется занять три четверти журнальной площади, Раков решил ограничиться небольшой, но чрезвычайно эротической любовной запиской, замаскированной, как обычно, под передовицу. Он был уверен, что осел рано или поздно прочтет это криптографическое послание, и разыщет его, Ракова. Передовицу он начал так: «В прошлом номере я писал, что очарован игрой сборной Франции, теперь же – да простится вашему покорному слуге! - я готов взять свои слова назад! Увы и ах! Ах и увы.. Какая может быть Франция!?… Кто такой Зидан!? Кто такой этот засранец Анри, я вас спрашиваю!? Жалкие, ничтожные личности..! На днях ваш покорный слуга был очарован по-настоящему, очарован похожими на волосатые кокосовые орехи яйцами и напоминающим черный студенческий тубус пенисом! Болельщик, ты пытаешься угадать владельца этих сокровищ? Напрасная тщета, - нашу столицу не посещали ни пан Олисадебе, ни Эмил Хески, ни даже Кинг Конг с супругой в посольским сопровождении… Гулял ваш покорный слуга как-то по городу и тут бац!, навстречу ему – Осел!…» и далее по тексту известной статьи.
…Вскоре Раков в одном из фотосалонов обнаружил фотку, на заднем плане которой из кустов торчала хорошенькая ослиная мордашка. И хоть на фотографии был явно не Додик – этот был слишком губастым, да к тому же еще и без сережки, - Аполлон попросил увеличить голову и отпечатать в одном экземпляре. А сережку он дорисовал позже. Ночью в редакции.
***
А еще Аполлону Яковлевичу было чертовски обидно. Самое обидное заключалось в том, что на время следствия ему запретили писать любимые передовицы, без которых он, как уже догадался читатель, не мыслил своей жизни, обидно было и то, что подчиненные до сих пор хранили крайне подозрительное молчание; несколько раз, правда, заходил Андрюшка по кличке «Шахид», всякий раз приносивший все более тревожные вести. Андрюшка слыл самым бездарным журналистом издания, но и самым лично ему, Аполлону, преданным. Так, благодаря Шахиду стало известно, что в Желтых Водах вышел первый номер черно-белого футбольного еженедельника «Кость в кость», а в Донецке, пусть и подпольным методом, наладили производство клубных журналов «Кроткий гигант» и «Бронзовое копыто». Кроме того, «что-то такое», по словам Андрюшки, затевалось и в столице. Это были крайне неприятные известия…
Аполлон Яковлевич не без оснований опасался, что с появлением конкурентов упадет тираж «Прямой ноги», кроме того, он, помимо материальных, испытывал невыразимые моральные страдания, - в новых условиях придется, по всей видимости, сдерживать свои чувства, которыми на протяжении ряда безмятежных лет он откровенно делился с читателями.
Впрочем, Ракова не покидало ощущение, что Шахида кто-то нарочно подсылает с дурными вестями, чтоб сломать его, Аполлона, волю к сопротивлению.
- Врешь, не возьмешь! - цедил он, вытирая извлеченный из Везувия палец о шершавую притолоку.
***
В это время щелкнул замок, и в сопровождении двух надзирателей в камеру вошел высокий человек в гражданском. Троица вышли на середину камеры и дружно остановилась.
- Здравствуйте, Аполлон Яковлевич, рад видеть вас в добром здравии, - произнес после некоторой паузы человек в костюме и тревожно повел носом. Надзиратели, как по команде, скосили глаза в сторону унитаза. Раков быстро спрятал руки за спину и насторожился.
- Через час вам следует быть готовым к первому заседанию Коллегии Анклава…
- Мне? – удивился Раков, и, на всякий случай, оглянулся, однако кроме привинченной к полу койки и загаженного стола за спиной его было пусто. Логически рассуждая (Раков, как читатель уже убедился, умел логически мыслить), Аполлон Яковлевич установил, что кандидатов на первое заседание Коллегии было трое, а именно: кровать, стол и он сам, Раков. Поскольку кровать была привинчена к полу, Аполлон Яковлевич с сожалением вычеркнул ее из списка. Оставались двое: он и стол. – Кому же из нас!? – мучительно размышлял он…
- Вам, вам, дорогой Аполлон Яковлевич, кому же кроме вас!? – словно угадал мысли главреда гражданин в штатском. - Да, вот что еще, побрейтесь там, помойтесь… в общем, приведите себя в порядок, - деловито распоряжался гость, стараясь держаться от писателя на безопасном расстоянии.
- А вы, собственно, кто такой будете? - заискивающе улыбаясь, спросил Аполлон Яковле - А вы, собственно, кто такой будете? - заискивающе улыбаясь, спросил Аполлон Яковлевич. Мужчина ему явно нравился, особенно его живые маслянистые глаза и длинный указательный палец правой руки, унизанный крупным сапфиром.
- Разве я не сказал? Я, собственно, ваш новый адвокат. Моя фамилия Вилкин, Петр Семенович Вилкин.
- Очень, очень приятно, любезнейший! – фистулой запел Раков. - Это, знаете ли, чудненько… славненько даже, что у меня появился… эээ… благодетель. Вы, вашество, тово... ваш покорный слуга, - лукаво подмигнул он. - Ведь, если я не ошибаюсь...
Ошибался Раков или нет, читатель так никогда и не узнает, поскольку кончить Аполлону не позволил один из надзирателей. Он вдруг указал пальцем на стену и хриплым баском прогудел:
- А это что за безобразия?! Нешто позволено?…
Только теперь стало видно, что на стене огромными, но малозаметными - под цвет красного кирпича, - буквами было начертано слово « [censored] », а чуть ниже, у бетонного плинтуса, красовалось нечто среднее между зрелым баклажаном и дирижаблем (который Аполлон Яковлевич как-то видел у входа на знаменитую варшавскую барахоловку).
- Никак, опять не удержались, - то ли спросил, то ли резюмировал надзиратель.
Раков посмотрел на Петра Семеныча и порозовел. Затем порозовели надзиратели, за ними – Вилкин. В воздухе повисла ароматная пауза…
А за окном вздыбливались декорации цветущего розового сада, и не важно, что в нем было, - важно было то, чего в нем уже не было и никогда не будет. И глина того сада, кусок ее - красный, тяжелый и жирный - лежал под стеной, у ржавой ножки привинченной к полу койки…
- Позвольте полюбопытствовать, а где же это вы, симпатичнейший Аполлон Яковлевич, взяли красок? – прервал неловкое молчание Вилкин.


Глава 3. Anus Venus.

Есть такой штамп – «писатель, рожденный революцией». Далеко не ко всем мастерам художественного слова можно отнести это определение, однако Аполлон Раков был именно таким писателем. Художественный мир нашего героя был порожден всенародной катастрофой, как мастер слова он родился в тот момент, когда все вокруг погибало... И когда почти все умерло, его, заведовавшего до того складом солдатского обмундирования (как позже установило следствие, Раков, тайно от начальства, обменивал офицерские сапоги на водку), назначили на должность журналиста. Больше того - его назначили редактором футбольного журнала «Прямая нога».
- Кто же назначил? За какие заслуги!? – спросит возмущенный читатель.
- Не горячитесь, граждане, всему свое время, следствие как раз занимается этим деликатным вопросом, автор же выскажет сугубо личное мнение - кому надо, тот и назначил.
Кипучая художественная натура Аполлона Ракова желала созидать, стремление внести вклад в формирование нового поколения стало для него сильнейшим стимулом. К подвигам взывали горячие руки и фотокарточки, бережно хранимые в нижнем ящике редакторского стола. Кроме того, Аполлону Яковлевичу страстно хотелось вкусить сладость авторства. И Раков начал творить…
Он писал в журнале, писал на парковых лавочках, писал на стенах вокзальных сортиров и на пыльных капотах иномарок, он писал короткие, ясные, столь близкие и родные новой, революционной эпохе слова. Впрочем, он и сам был где-то революционером, в частности, следователем прокуратуры Охрименко было точно установлено, что Аполлон Раков обожал товарища Троцкого, который, по словам самого Аполлона, «заменял ему папу». Он его любил, как лесной Фавн любит свою верную Мавку… И даже чуть больше, - один из номеров «Прямой ноги» Раков почти полностью посвятил «папе». А недавно, в очередной передовице, посвященной проблемам сборной страны по футболу, он, - между сетованиями на низкое качество китайских презервативов и поздравлениями собственной дочери с днем рождения, - ловко ввернул такие слова, - «Деятели, выбросившие из России товарища Троцкого, были много, много хуже самого Льва Давыдовича». И жеманно добавил, - «Они были педерастами».
Не будем, однако, забегать вперед…
Впервые в редакцию Аполлон Яковлевич явился с мандатом от Реввоенсовета, явился изрядно заплывшим революционным жирком существом, имевшим в своей бесполой наружности и лиловых внутренностях некоторые особенности, которые в прежние времена делали его абсолютно невыездным (читатель помнит, что Раков, помимо прочего, был хранителем страшной военной тайны). Дело еще и в том, что если Воланд, как известно, имел два разных глаза, - один зеленый, а второй черный, - то Раков на все вещи имел два взгляда: один глаз у него смотрел на северо- восток, второй же, а именно левый, – в радикальном западном направлении. Одно время, а именно после пропажи Додика, по городу ходили слухи, будто молодые мамаши пугали нерадивых детишек вырезанной из «Прямой ноги» фотографией Аполлона. Тут, однако, автор со всей ответственностью должен заявить, что считает подобные слухи явным преувеличением. Справедливости ради нужно сказать, что любителям смотреть в глаза Аполлону Яковлевичу во время приватных бесед и вправду приходилось несладко: один глаз Ракова, как правило, внимательно смотрел на собеседника, в то время как второй, а именно левый, изучал, скажем, его промежность. Тут уж не токмо дети, тут даже взрослые дяди пугались (а один гость из Уругвая начал даже слегка заикаться после редакционной беседы с Аполлоном и последовавшем затем плотным брудершафтом).
Кроме того, был наш футбольный Чикатило слегка косноязычен и, увы, изрядно картав; правда, злые языки утверждали, что последний порок развился у Ракова исключительно на перманентно- революционной почве.
***
А тем временем во Дворце Правосудия начинался первый рабочий день.
Зрительный зал почти сплошь состоял из свидетелей обвинения, были тут и ветераны футбола, и пронырливые писаки, тут же сидели мамаши в полосатых ситниках со своими пострадавшими чадами, присутствовали и простые болельщики всех возрастов и сословий, да кого тут только не было; даже из Кременчуга приехал почетный гражданин города, майор от инфантерии Генрих Фабианович Поховайко.
Слева, под балкончиком, дружной стайкой гнездились члены психиатрической комиссии, среди которых выделялся осанистостью похожий на актера Евстигнеева специалист по вопросам латентной педерастии, доктор наук Я.И.Лозовский, чуть правее расположились представители детской спецкомиссии, тут же, рядом, сидел видный футбольный аналитик И.С. Синегалов- Струйский, а еще правее - зав. отделом Перекосов НИИ Высшей Социологии Ю.А. Верещагин и дежурная женщина-врач. По другую сторону зала стояла двухрядная скамья, на которой дюжина присяжных без устали демонстрировала свою независимость…
Без пяти десять ввели подсудимого…
Раков, обгоняя конвойных, иноходцем проскакал через зал и с грохотом взгромоздился на зарешеченную от зала скамью, выкрашенную в светлый ореховый сурик. Напряжение в зале достигло наивысшего предела.
- Прошу внимания, господа! Первое выездное заседание специальной комиссии Анклава по делу господина Ракова Аполлона Яковлевича объявляется открытым. Вызывается свидетель обвинения Торопов, - громыхнуло под сводами старинного Дворца, видавшего в своих стенах и виконта Доминика Болье, и Мефистофеля, и тамплиера по имени Жоффруа, и даже Наркомат юстиции в полном составе, включая товарища Вышинского… Нараставший было с явлением Ракова народу шум в зале, сопровождаемый возмутительнейшими выкриками (вещи, надо сказать, кричали абсолютно непечатные, из которых автор осмеливается воспроизвести лишь дисконтное, явно мальчишечье – «Прендергаста ведут!», да женский визг «Ракова в стойку!»), заметно уменьшился, словно кто-то плавно повернул ручку громкоговорителя.
За спинами у присяжных тотчас же открылась узкая металлическая дверь, и в зал вошел среднего роста мужчина лет сорока. Одет он был в светлый твидовый пиджак, стального отлива рубашку, черные брюки и полуботинки такого же цвета. Заметно волнуясь, мужчина прошел на свидетельское место и приготовился отвечать на вопросы.
Шум в зале утих окончательно, лишь за окнами угадывался пчелиный рой не попавшей в Дворец Правосудия толпы.
- Свидетель, как ваше имя? – задал вопрос главный обвинитель.
- Петр Алексеевич Торопов.
- Сколько вам лет и где вы служите?
- Мне тридцать семь лет, я работаю в редакции футбольного журнала «Прямая нога»... корреспондентом, - скороговоркой добавил он.
- Скажите, свидетель, в чем заключаются ваши служебные обязанности?
- Я пишу отчеты о футбольных матчах...
- Отчеты о каких матчах вы пишете. Уточните, пожалуйста.
По лицу Торопова пробежала легкая тень недоумения.
- Известно, какие. О футболе... Или, виноват, вас интересует конкретный список?
- … Вы либо не поняли вопрос, либо я недостаточно четко его задал. Меня интересует, к состязаниям какого ранга вы пишете рецензии?… К матчам национального первенства? Или, может быть, к играм между футбольными сборными?.. У вас есть постоянная рубрика?
- Да, у меня есть рубрика, я готовлю обзоры японского и тунисского чемпионатов, кроме того, пишу отчеты о матчах еврокубков… Бывает также, что мне поручают составить обзор игр сборных команд.
- Свидетель, меня интересуют матчи еврокубков. Правильно ли я понял, что вы пишете обозрения к таковым?
- Так и есть. Отчеты-с.
- Как это происходит? Откуда вы черпаете информацию?
- В редакции имеется комплект спутникового телевидения, кроме того, интересующие меня игры порой показывают и по нашим каналам.
- Скажите, а не практикуется ли в вашем коллективе выезд за рубеж? Я говорю о служебных командировках.
- Да, такое случается, но происходит это лишь в том случае, когда выездной является одна из наших команд.
- Почему так?
- В подобных случаях редакции не приходится тратиться на билет и прочее... Выездная команда просто включает в состав делегации нашего корреспондента. Так поступают многие издания, тем более, что практика выез…
- Протестую! Господин судья, защита выражает протест! Мы требуем предварительного согласования в Коллегии перечня вопросов, предъявляемых обвинением, - раздался вдруг возмущенный возглас Петра Семеныча Вилкина.
Зал вновь зашумел, в самом центре его вдруг взметнулся долговязый юноша в полосатом свитере и принялся громко и весело декламировать:

Я вчера закончил правку, я пять матчей залудил,
И в загранкомандировку на «Камп Ноу» угодил,
У Зидана - Шевроле, у Роналдо – крем-брюле,
А Хусейном и де Буром занялась прокурату…

Однако закончить чтение, – к великому неудовольствию публики - не позволил продравшийся к месту происшествия страж порядка, ловко заклеивший барду рот липкой лентой. Когда юношу вывели и смех в зале помалу утих, к одному из микрофонов в президиуме наклонился совершенно лысый, похожий не то на Фантомаса, не то на летучую мышь человек в сиреневой мантии.
- Прошу тишины в зале!.. Протест защиты отклонен, так как все процедурные вопросы были согласованы на общем заседании Коллегии не далее, как вчера, и вы, господин Вилкин, прекрасно об этом знаете, – веско произнес он. - Если же у вас, как мне тут сообщили, - он сделал широкий жест в сторону президиума, - есть претензии по составу присяжных, то потрудитесь до завтрашнего утра предоставить ходатайство об отводе. Впрочем, к вашим услугам пункт шестой действующего Регламента... Продолжайте допрос свидетеля, - повернулся он к представителю обвинения.
- Да, ваша честь. Итак, я задал вам вопрос, свидетель, - как часто имели место загранкомандировки?.. Прошлой осенью, например?
- Точно я вам этого сказать не могу.
- Хорошо, в таком случае обратимся к экспертам. Будьте любезны, дайте справочку, - обратился он к сидящей через два кресла шатенке лет тридцати.
Женщина встала и, поворотясь в сторону президиума, с едва уловимым акцентом переспросила:
– Читать?
- Да-да, мы ждем.
- В период с 11 августа по 16 декабря прошлого года работники редакции журнала «Прямая нога» двенадцать раз направлялись в заграничные командировки, а именно: три раза в Болгарию, по два раза в Англию и Италию, и по разу в Польшу, Испанию, Румынию, Японию и Грецию. По календарным датам это выглядит следующ...
- Спасибо, Ядвига Карловна, достаточно, - мягко прервал ее обвинитель. - Скажите, Петр Алексеевич, - обвинитель пристально смотрел на Торопова, - направлялись ли вы лично в зарубежные командировки в указанные экспертом сроки? Помните, - вы давали присягу!
- Нет.
- А вне этих сроков?
- Ни до, ни после упомянутого срока в зарубежные командировки я не посылался, – честно ответил Торопов, и понял, что соврал, вспомнив постоянные походы за водкой в соседний с редакцией гастроном «Бухарест».
- Скажите, от кого зависело решение этого вопроса?
- От главного редактора. Только он и мог послать…
- Понятно. Почему же он ни разу не послал в зарубежную командировку вас, например? В чем тут дело?.. Может быть, вы чем-то прогневили своего шефа?
Похожий на летучую мышь человек взял молоточек, однако, секунду поколебавшись, положил его на место.
- Я!? Помилуйте, чем же? - искренне удивился (даже, показалось, обиделся) Торопов.
- Уточните, кто, в таком случае, направлялся за рубеж? Хоть это вы можете вспомнить?
- Известно, сам Аполлон и направлялся... Аполлон Яковлевич, - тут же поправился сконфуженный Торопов.
- Как? Все двенадцать загранкомандировок были реализованы (в протоколе так и записано: «реализованы») господином Раковым? Свидетель, вы ничего не путаете?
Торопов молчал…
- Лицо бы набить такому главреду… по-семейному, по-дружески…– донеслось с репортерской ложи.
- ... Да вы только почитайте этого Тура Хейердала! «Бельгия была построена в пятом веке, а Голландия - это наносная земля французских рек…», - отозвало справа.
- Немедленно прекратите балаган в зале! Вы закончили допрос свидетеля?
- Да, ваша честь. Свидетель, на сегодня вы можете быть свободны, - обратился обвинитель к Торопову и выразительно добавил:
- Если, конечно, у защиты нет к вам вопросов...
- Позвольте, как же тут без вопросов!? - Вилкин встал, налил полный стакан желтоватой воды из пузатого лафитника и, чокнувшись о воздух, выпил, после чего издал неприличный утробный звук.
- Скажите, господин свидетель, у вас есть заграничный паспорт? - интимно спросил Вилкин и икнул.
- Есть, - ответил Торопов и полез в боковой карман пиджака.
Крупное лицо Петра Семеныча моментально пошло трупными пятнами размером с небольшой арбуз. Он, не поворачивая головы, перевел взгляд на Аполлона. Вилкин отлично помнил, что главред прямо на страницах журнала не раз сетовал на то, что ему, Аполлону Ракову, как единственному в редакции обладателю загранпаспорта, «приходится мотаться по гостиницам... экономить на всем, голодать даже…». Скулы Петра Семеныча играли что-то среднее между маршем Мендельсона, полонезом Огинского и вступительной увертюрой к «Щелкунчикам».
«Свинья в ермолке, вот кто он после этого..!» - наливался самыми ядовитыми чувствами Вилкин. Таких тумаков в своей долгой адвокатской практике он еще не получал. Раков же сделал вид, что рассматривает присяжных, тем более, что среди них был один весьма симпатичный, неуловимо напоминающий Додика юноша, лет, очевидно, двадцати с небольшим.
- Там у вас у всех, что ли, паспорты имеются? - не сдавался Вилкин.
- Нет лишь у заведующего отделом детского футбола, шарад и кроссвордов. У остальных, насколько я знаю, загранпаспортЫ имеется, - с ироничным достоинством отвечал Торопов.
- Эксперт! Зачитайте, пожалуйста, выписку. Можете с места, - вмешался обвинитель.
- Согласно заверенному в органах документу, на осень прошлого года семь из девяти журналистов «Прямой ноги» имели действующий загранпаспорт…
- А виза?! Как же быть с визой? – рисовал на ровном месте пенальти опытнейший Яков Семенович.
- Получение визы в таких случаях занимает не более двух-трех суток, – парировала 11-метровый не менее опытная во всех смыслах Ядвига Карловна и тут же нанесла ответный удар:
- Я говорю о спортивных журналистах тех государств, которые - и наша страна в их числе - подписали известную стокгольмскую хартию. Неужели вам об этом ничего не известно!?
- Суду все ясно… тем не менее у меня к вам, господин свидетель, имеется некоторое количество вопросов, - послышался скрипучий фальцет Летучей Мыши. - На которые, впрочем, вы по Регламенту не обязаны отвечать. Скажите, что, действительно подсудимый лучше прочих сотрудников разбирался в футболе?
- Может быть, он был единственным в редакции, кто знал иностранные языки? – подкинул дровишек зав. отделом Перекосов, социолог Верещагин.
- И еще… - не обращая внимания на реплику продолжал Летучая Мышь. - Разве вам не хотелось хотя бы раз побывать в загранкомандировке, посмотреть игру воочию, вдохнуть, так сказать, атмосферу… а затем описать увиденное в своем репортаже? Почему, по вашему мнению, Раков неизменно командировал лишь самого себя? Неужели вы, его коллеги, ни разу не ставили этот естественный и, я бы даже сказал, напрашивающийся вопрос ребром?… Разумеется, не только это, вернее сказать, совсем даже не это привело Ракова на скамью подсудимых, поскольку совесть, увы, категория пока неподсудная, но тем не менее… тем не менее…
Торопов густо покраснел. Ему стало невыносимо стыдно за репортажи, писанные по ночам с кухонного телевизора, но он хорошо помнил, что произошло с одним смельчаком, Ревуновым - лучшим, пожалуй, журналистом «Прямой ноги», - когда тот попытался выклянчить у главреда командировку в Болгарию на один из пустяшных еврокубковых матчей. Раков, помниться, очаровательно, в ширину всей своей розовой мордочки, улыбнулся и пообещал «непременно устроить командировку всем желающим хоть на Марс…». Через несколько дней Аполлон уехал в Софию, а еще через неделю Ревунов, как ему и было обещано, отбыл на Марс, а говоря попросту, исчез из редакции… Вместо него Раков тут же устроил в «Прямую ногу» собственную тещу, которая, как шептались в редакции, выполняла некую секретную миссию, так как на работе ее никто никогда не видел, а еще через сутки Аполлон приволок в офис этого дефективного недомерка Андрюшку, которого за глаза тут же окрестили «Шахидом» за его диверсионно- писательскую деятельность. Честно говоря, читать туманные андрюшкины романы было делом невыразимо мучительным, последний из таковых – отчет об одном из четвертьфинальных матчей Лиги Чемпионов под весьма откровенным заголовком «Очередной бред Шахида Батьковича» - побил все рекорды человеческой глупости. По выражению сына Торопова, восьмиклассника Сережки, это было ни что иное, как «бред сивого шахида в знойный полдень». Впрочем, андрюшкин отчет главред крепко нахваливал и советовал «архинепременно брать с него пример», приговаривая при том – «Чем больше репортажец похож на бред параноика, тем лучше! Ничего не буду иметь против, если вы назовете футбольные ворота «большими срамными губами» или снабдите статью такой, к примеру, фразой – «Бергкамп принял сферу, сделал три-четыре фрикции, и тут же кончил в левую от вратаря шестерку». Кроме того, советую всякий обзор начинать и заканчивать заморскими анекдотами, втиснув между ними побольше сведений из учебника географии за 1908 год под редакцией Адольфа Бойкиса. В общем, приучайте читателя мыслить в нужном нам ракурсе».
Кому это – «нам», он, почему то, не объяснял… Сомневающихся же в необходимости «приучать читателя», - а таких в среде журналистов «Прямой ноги» было пассивное большинство, - он, улыбаясь и лукаво кося в западно-восточном направлении, двусмысленно наставлял, - «Не насытится око зрением, а Раков бздением, нос табаком, а манда хорошим елдаком, - сколько её не зуди, а она есть просит. Хе-хе-хе... Это еще что!, попомните, - через год ваш покорный слуга будет называть всех этих незалежных холопов быдлом. Прямо в передовице, не угодно ли! И что мне за это будет? А ни-че-го-шень-ки! А почему, знаете? А оттого, что я покорный слуга, а чей – дак лучше вам этого и не знать! Так отож…», - хохотал Раков. Затем он снимал очки, вытирал увлажненные смехом глаза, и советовал всем присутствующим «делать серьезные выводы». Журналисты молча расходились, однако, как было установлено следствием, «делать серьезные выводы» не спешили…
...Торопов смотрел то на Аполлона Яковлевича, то на специалиста по вопросам латентной педерастии доктора Лозовского, то на микрофон, - он явно не знал, как ему выйти из столь конфузной ситуации; правду говорить он не хотел, а врать тем более. Выручил обвинитель. Он встал и попросил разрешения вызвать в качестве свидетеля футбольного эксперта Синегалова- Струйского.
– Вот он пусть и разъяснит! - заключил он.
Разрешение было дано, и к микрофону, откашливаясь, спортивной походкой направился средних лет человек с едва рисующейся бородкой. В руках он держал очень похожую на огромный двойной чизбургер папку.
- Я, с вашего позволения, коротко. Мнение экспертной футбольной комиссии абсолютно единодушно, - в лице Ракова высокий суд имеет дело с так называемым Charlatnus obyknovenus. Подборка футбольных каракатиц, принадлежащая перьям вышеуказанного автора, включает в себя два тома по пятьдесят страниц каждый. Читать все это было бы делом долгим и утомительным, отдельные абзацы упомянутого, пардон, писателя группа экспертов вынуждена была признать уникальными по своей смехотворности и глупости, посему, если не последует возражений, предлагаю заслушать характерные цитаты хотя бы из нескольких номеров «Прямой ноги». Вы позволите?, - посмотрел он в сторону президиума, и, не дожидаясь согласия, продолжил.
- Так, в одном из недавних номеров, а именно в семнадцатом за текущий год, Раков - начиная с редакционной статьи и далее - свыше десяти раз (свыше десяти, аууу, господа присяжные!!!) ссылается на некое «каТТеначио», не подозревая, видимо, что подобного термина не существует не только в футболе, но и вообще нигде не существует. Это то же самое, если человек будет писа - Так, в одном из недавних номеров, а именно в семнадцатом за текущий год, Раков - начиная с редакционной статьи и далее - свыше десяти раз (свыше десяти, аууу, господа присяжные!!!) ссылается на некое «каТТеначио», не подозревая, видимо, что подобного термина не существует не только в футболе, но и вообще нигде не существует. Это то же самое, если человек будет писать «люминий» и «чавуний», и одновременно выдавать себя за эксперта в области металлургии, делающего, к тому же, еще и научные открытия планетарного масштаба (читатель уже знает, что Аполлон Яковлевич страшно любил делать всякие научные открытия).
Через номер Раков, познавший, наконец, как правильно пишется «чавуний», делает такое «научное открытие»: отцом катеначчио является Альфредо Фони! Заметьте, - теперь слово «катенаЧЧио» везде пишется им правильно. Цитирую из №19, страница 22, – «Да-да, уважаемые, именно А. Фони является изобретателем катеначчио, так что не надо петь песни об «убийцах футбола» - Эленио Эррере и Нерео Рокко! Как видите, вовсе не они отцы-основатели катеначчио». Конец цитаты.
Что тут сказать? Гениально! Поразительная краткость и ясность, доступная лишь величайшим умам. Восхищенный мир, включая «убийц футбола», преклоняет колени перед Аполлоном Факовым (так в тексте протокола) - авторство того, что сами итальянцы не могут установить вот уже на протяжении полувека, «установлено», наконец. Замечу, что подобный дилетантский снобизм белой нитью прошивает, с позволения сказать, «творчество» этой крайне далекой от понимания элементарных основ футбола личности.
- Это ему Денис подсказал, как правильно пишется... – тихо произнес Торопов и осекся, испугавшись собственных слов – микрофон тут же сделал неосторожно оброненное достоянием всех присутствующих в зале (затем эта фраза будет вынесена в заголовки многих мировых изданий). Свидетель вдруг почувствовал на себе теплый раковский взгляд, вернее сказать, взгляд его левого глаза, потому как правый в этот момент внимательно изучал стрелки часового механизма над портальной анфиладой, - время близилось к обеду.
- Эксперт, вы назвали Ракова снобом и дилетантом, - треснуло в президиуме. – Предупреждаю вас, - впредь подобные оскорбления недопустимы, только суд может признать вину человека либо отказать в признании таковой… Тем не менее, нет ли у вас еще примеров, подтверждающих справедливость навешанных вами же ярлыков?
- Если вам угодно именовать факты ярлыками – воля ваша, однако, как я уже сказал, аналогий достаточно, каждый без исключения номер журнала содержит в себе один-два примера подобного свойства... – Эксперт потряс над головой двойным чизбургером.
- Конкретней, пожалуйста. И, если можно, дайте более раннюю ссылку.
- Извольте. Например, перед чемпионатом мира, а именно тридцать первого мая 2002 года вышел прямоножный спецномер с прогнозами к грядущему чемпионату мира.
- Кривомозговой, – иронично «поправил» эксперта какой-то остряк из репортеров.
-В редакционке Раков, предваряя собственные обильные выделения к первенству мира, пишет, цитирую: «Многие сайты и издания пошли по пути привлечения очень известных и очень популярных спецов - мол, они и выступят оракулами.... Извините, напрасно! Поверьте, автор этих строк гораздо лучше «оракулов» разбирается в футболе, более того, - вашего покорного слугу мнение Пеле, Линекера, Платини и прочих т.н. «специалистов» интересует лишь в качестве медицинского диагноза. Линекер, например, не знает даже имен игроков, а вот с Борисом Милутиновичем я бы поговорил, но не более того. Поверьте, это не высокомерная и дурацкая заносчивость непрофессионала, возомнившего о себе. Это, напротив, скромная логика высокопрофессионального специалиста - чтобы судить, нужно видеть и читать. Надо специально этим заниматься». Конец цитаты.
Что же было потом? Как нетрудно догадаться, все пятьдесят шесть прогнозов к чемпионату, последовавших после скромной вступительной статьи известного знатока «каТТеначио» Ракова, оказались неверными. Более полусотни, и ни одного точного!
В конце упомянутой статьи Раков пишет,- «Я очень горжусь этим спецвыпуском, даже больше, чем в 2000 году, когда спецвыпуск «Прямой ноги» по Евро стал раритетом. Удалось ли нам шагнуть вперед – судить вам». Конец цитаты.
Еще как удалось! Смею заверить высокий суд, что прошлогодний спецвыпуск стал еще большим раритетом, чем тот, что вышел к Евро. За отдельно взятый экземпляр студенты медицинских вузов готовы были отдать всю свою стипендию, а один знакомый ветеринар не пожалел за раковский спецвыпуск пылесос «Ракета», правда, неработающий, и исправный комплект импортных электробигудей…
Тонким маневром Вилкин попытался перехватить инициативу:
- Должен заявить, господа, что все мы, тем не менее, являемся свидетелями уникального достижения, попробуйте-ка, - даже специально, - не угадать 56 из 56…- пискнул было он и тут же умолк, поскольку его никто не слушал. Присутствующие в зале с огромным медицинским интересом разглядывали Аполлона Яковлевича, он же, в свою очередь, с тревогой прислушивался к пульсирующему чуть ниже спины Везувию; казалось, вот-вот начнется извержение и наступит последний день Помпеи… Происходящее же в зале его мало интересовало, он точно знал, что его не посадят («За такое не сажают, тем более, что ты у нас вроде памятника жертвам Холокоста республиканского значения», – успокаивал его во время последнего посещения Андрюшка Шахид). Знал Раков и о том, что кое-кто уже предпринял кое-где кое-какие шаги для его освобождения. Кроме того, всех присутствующих – а равно и отсутствующих в Дворце Правосудия - он чистосердечно считал круглыми дураками.
«Ни одного красивого мужчины в зале!» – с негодованием думал Раков, левым глазом изучая извлеченный из правой ноздри большой зеленый джек-пот.
- Подсудимый, может быть, вы имеете что сказать суду по поводу предъявленных вам обвинений? – бесцеремонно прервал раковское занятие молоточек президиума.
- Не имеете права… я кушать желаю. Консоме с пашотом… и галетами, - заблеял Раков и очень нескромно подмигнул юноше-присяжному.
- Только бы, сволочь, плакать не начал, - подумал Вилкин, - И так позору не оберешься, а ведь процесс только начался... Впереди еще слушания по делам крайне неприятным и даже болезненным…иск от детских матерей, например. И многие-многие прочие пренеприятнейшие вещицы... Хотя, с другой стороны, как же это Аполлон Яковлевич Раков может быть предателем украинского народа, в чем его собираются обвинить некоторые…!? – успокаивал себя Петр Семеныч. – Это ведь то же самое, что папу римского обвинить в измене тибетским монахам. А вообще, сбежать, что ли, - с тоской размышлял он.
А в это время у микрофона Синегалов-Струйский под взрывы хохота продолжал цитировать передовицы Аполлона Яковлевича. Если бы не постоянные реплики заведующего отделом Перекосов Верещагина, требовавшего читать чуть медленнее (он не успевал записывать), со стороны могло показаться, что во Дворце Правосудия в самом разгаре совместный творческий вечер Аркадия Райкина, Михаила Задорнова и, возможно, Евгения Петросяна. Плюнув на инструкции, откровенно хохотали даже суровые конвойные, которым по Уставу строжайше запрещено не то, что смеяться, но даже дышать чаще, чем положено.
- «…В какую Испанию…!? Ваш покорный слуга лично разговаривал с георгиевским батоном. Заявляю с полной ответственностью, - на протяжении еще как минимум года Деметрадзе будет защищать честь флагмана нашего футбола…» – монотонно цитировал эксперт очередной раковский шедевр…
В один из моментов встрепенулся даже заскучавший было доктор Лозовский, который, вообще говоря, футболом никогда не интересовался.
– Базилевского!? – переспросил он. - Это очень, очччень интересно!.. Каким же образом, голубчик? Вы уж тово… подробнее, пожалуйста, - громко попросил специалист по вопросам латентной педерастии и тут же сделал запись в своем блокноте – «12:47. Logos ed.: Mania grandiosa tyg. dualus sexualis compl. homo thallos. Выраж. контур: гетероталлизм, зигота при характерной обеполости тыченковых нитей, grivois graphomania. Од.: мания преследования и т.н. эдиповы рецидивы (сетка Ч.Ломброзо).»
«Мдаа… Неужели все-таки тыченковые нити!? Случай, признаться, в моей практике уникальнейший», - думал доктор, с трепетным восхищением изучая длинные розовые уши Аполлона Яковлевича при помощи морского бинокля. «Надо же, как повезло, есть все основания полагать, что проф. Никонов окажется прав по всем шести признакам. Спектральный анализ гипофиза сделать бы… В таком случае с меня причитается.»
- Каким образом Раков поучал Базилевского? – переспросил Синегалов-Струйский, - …На упомянутой пресс-конференции Раков заявил Олегу Петровичу, цитирую, – «Райкаард в роли тренера сборной Голландии напоминает клоуна. Вы согласны, что его перестановки в матче против Италии были просто идиотскими?», - на что не терпящий как хамства, так и шарлатанства специалист ответил – «Не ищите логику в поведении людей, понимание которых вам недоступно. Вы, как минимум, некорректны». Позже Раков, как легко догадаться, «отомстил» Базилевскому, фамилия которого практически исчезла со станиц еженедельн…
- [censored] там, штанга!.. - взвыл вдруг Аполлон Яковлевич, тыча пальцем в сторону присяжных. При этом ему удалось выпучить правый глаз так, что зрачок его касался стекол. Раковская пластинка готова была запрыгать по ухабам правосудия, но тут решительно вмешался Летучая Мышь.
- Подсудимый, вам, кажется, давали слово!? Вы не передовицу сочиняете… - жестко оборвал он разнервничавшегося Аполлона Яковлевича и, предупреждая шум в зале, изо всех сил хлопнул резиновым молоточком по диску самоварного гонга. При этом, как утверждал впоследствии сидевший неподалеку представитель Гринписа, была убита жирная зеленая муха, с самого утра курсировавшая между штанами Аполлона Яковлевича и пустым помойным ведром, стоявшим за одной из оконных штор.
- У него не передовицы, а задницы… – нарушая этикет, мрачно пробурчал обвинитель, - …третьего дня он затребовал в камеру фотографию некоего Додика, позавчера пытался обмазать красным пластилином докторшу, пытавшуюся сделать подсудимому укол сульфазину, а вчера, видите ли, он возжелал видеть какую-то Мирчуткину, причем непременно голую и с мужем… Что вы предложите нам сегодня, подсудимый?
- Я… мы протестуем! - заявил Вилкин. - В конце концов, у Ракова пяточный мозоль, – соврал он на всякий случай.
- Перерыв! - ударил гонгом президиум. - Вечернее заседание начнется в семнадцать часов, прошу не опаздывать. На нем будет рассмотрен иск группы родителей к ответчику, а также, насколько позволит время, сделан анализ редакционных статей подсудимого, по которым поданы иски. Все пропуска действительны…
- Уточните, по каким именно статьям поданы иски? - спросил обвинитель, доставая из папки несколько номеров «Прямой ноги».
- Читайте выписку из Регламента... впрочем, напомню лично вам, - Летучая Мышь перевел взгляд на лежавший перед ним лист бумаги. - Будет рассмотрен… рассмотрены иски по первым пяти из двадцати двух поданных к рассмотрению статей подсудимого, а именно по таким, как «Говно или пластилин», «Без Се [censored] , но с [censored] дуном», «Что у нас, что в незалежной…», последнее - из российского «Советского Спорта», а также исковое заявление по материалам последнего пасхального номера. Будет также сделан этимологический и исторический анализы термина «Се- человек», и в заключение будет рассмотрен иск к статье подсудимого, опубликованной в №45(165)… там что-то о пропаганде национального самоунижения… Если, повторяю, успеем… Перерыв!
- Спасибо, ваша честь, - кротко поблагодарил обвинитель и тут же развернул один из последних номеров «Прямой ноги».
- Что пишут? – несколько фамильярно полюбопытствовал подошедший по какому-то вопросу Синегалов-Струйский.
- Пишут..? Да вы никак, батенька, не читали?! Здесь, в передовице, этот Раков называет Воскрешение Христово… сейчас… вот, цитирую, «стадом выходных» и советует именно в этот христианский праздник… полюбуйтесь только! – ткнул он пальцем в угол страницы, - «стоять раком и сажать картошку»…
- Что?! Раком..?! Раков? Не может быть, - прошептал вмиг изменившийся в лице футбольный эксперт и впился глазами в пасхальную раковскую передовицу.
- Вы читайте, уважаемый, читайте… Да на последнюю страницу не забудьте взглянуть.
Синегалов-Струйский тут-же открыл последнюю страницу. В глазах у него потемнело… Там был помещен полупорнографический фото-комикс, а под самым нижним кадром, на котором была изображена какая-то голая шлюха, красовалась жирная надпись - «Вчера он воскрес!»…
***
…Из растворенных витражных окон в опустевший зал, вздыбливая шторы, ворвался терпкий холодный воздух и в проходах тотчас же закружили стайки ксерокопированных листовок, на которых жирно чернело - «Свободу товарищу Ракову!».
Человек, внимательно наблюдавший за происходящим во Дворце Правосудия из верхнего потайного окна, достал мобильный телефон, и, набирая на ходу нужный номер, быстро пошел к выходу… Это был президент федерации футбола Гренландии Рогерг Сикруссон
_________________
Спасибо ветру в моих парусах, и крыльям за моей спиной...

[Danilka]

бля
мона я тоже патом па4итаю
_________________

[Елена]

ОГО!!!! :shock: :shock: